Залечишь мои раны? - Страница 53

— Я решил, что могу подождать, — не подозревая о том, какие мысли роятся у нее в голове, Яр наконец‑то поднялся, усмехнулся, а потом снова отступил к двери.

— Зачем? — улыбка не помогла Снежане расслабиться. Чуть прищурившись, она сжала в карманах кулаки.

— Не стоит ходить ночами одной, Снежа.

— Не волнуйся, я сама разберусь, — ответ получился грубоватым, запоздало, но Снежана это поняла. А когда поймала уже серьезный, прямой взгляд Самарского поняла еще и то, что сама же укорачивает «прелюдию». Он пришел не говорить о ее безопасности, его интересует Дима.

— Пустишь? — он кивнул на дверь за спиной.

А для Снежаны время вдруг остановилось. Она ведь так часто мечтала о том, что он когда‑то придет к ней на порог. Спросит: «пустишь?», улыбнется, как несколько мгновений тому, и она, не раздумывая, пустит. Но в тех мечтах он приходил к ней, и нужна была ему она, и любил он по прежнему ее, а она любила его.

— Что ты хотел, Слава? — нет. Не пустит. Именно сейчас, под собственной дверью, ночью, через три года после расставания, Снежана поняла — пути назад нет. Последний человек, который верил в наличие этого пути — она сама, а сейчас перестала верить даже она. Последний мостик, ведущий к тем дням, вспыхнул.

Это понял и он. Но значения для него имело другое, он не собирался играть на чувствах Снежаны, не собирался притворяться, он пришел предупредить.

— Держись подальше от Димы, Снежа. Он опасен.

— Глупости, — моментально выйдя из ступора, девушка сделала шаг к мужчине, собираясь отобрать драгоценный пакет, а потом хлопнуть дверью, закрывшись внутри своей квартиры. От него и его попыток убедить. — Легко держаться подальше от человека, который находится неизвестно где.

Пакет Яр не отдал, предостерегающе мотнул головой, отступил. Этот жест значил лишь одно — в квартире или тут, это особого значения не имеет, важно другое — он собирается поговорить.

— Сегодня он неизвестно где, а завтра вернется, и что? Я не хочу волноваться еще и из‑за тебя.

С уст Снежаны сорвался непроизвольный смешок.

— Вот уж не думала, что ты до сих пор волнуешься за меня, Ярослав, — сердце снова билось все быстрей, мысли путались, а единственным ее желанием было побыстрей оказаться подальше от него.

— Прости меня, — только на секунду Самарский опустил глаза, а потом снова устремил прямой взгляд своих холодных глаз на нее.

Вряд ли он рассчитывал на такой эффект, но его слова повергли Снежану в ступор.

— Что?

— Прости меня, Снежана, за все. За то, что не оправдал надежд, что так сложилась жизнь, что не все в этом мире мы можем предвидеть и избежать ошибок.

Возможно, он сказал бы что‑то еще, но дальше слушать Снежана уже не смогла. По мере того, как слова доходили до сознания, ей все сильней хотелось рассмеяться. И, в конце концов, сдерживаться она больше уже не могла.

Так она не смеялась, наверное, никогда. Так отчаянно, неистово, от души. Так горько и больно. До слез.

— Ненавижу тебя! — разделяющий их пакет, снова полетел на пол, в очередной раз теряя все содержимое. — Ненавижу! — сейчас ей хотелось кричать, бить, крушить, ломать. — Ты ждал три года, чтобы прийти и поговорить? Ненавижу! — сдержаться от того, чтобы ударить его кулаком в грудь девушка тоже не смогла.

А больше всего бесило, что он даже отрицать не собирался! Стоял, смотрел, слушал, ждал… Чертов истукан ждал, когда шторм схлынет. А он копился долгих три года, и еще шесть лет до этого.

— Ненавижу тебя, Самарский! Ты хоть представляешь, что такое это твое «не оправдал надежд» для меня?! Да я любила тебя! Господи, — щеки почему‑то оказались мокрыми, и эту влагу отчаянно хотелось смахнуть. — Я из‑за тебя предала брата! Я своими же руками набрала твой номер, чтобы сдать. Своего. Брата! — каждое слово она чеканила так, будто это можно было не понять.

— Ты спасла Саше жизнь.

— Да плевать я хотела на твою Сашу! — никогда она не осмелилась бы говорить такого. Никогда не жалела о том, что тогда позвонила, осознавала, что сделала правильно, но это был тот случай, когда беспроигрышного варианта нет. — Она разрушила мою жизнь, а я спасла ее для тебя! Недостаточно?

Яр промолчал.

— Отстань от нас, Самарский, — проведя по щекам, Снежана собрала очередную порцию влаги. — Отстань. Забудь о своей идиотской мести. Чертов мститель. Люби свою Сашу, и дочку свою люби, и еще с десяток детей сделай. И всех воспитай правильно. Воспитай так, чтобы их них не выросли воры, убийцы, насильники и… похитители!

Каждое ее слово больно било по ушам Яра. Снежана это прекрасно знала, в общем‑то к этому и стремясь.

— Ты ничем не лучше его, Ярослав. Просто тебя она простила. А его прощать некому. Ясно? Ты ничем не лучше!

— О чем ты? — голос мужчины был холодным и безжизненным. Если в ней сейчас пылал огонь, то Самарский будто покрылся коркой льда.

— Я знаю, что вы сделали с Сашей. Думаешь, ты чем‑то лучше? Да ничем! Будь на ее месте другая, как все сложилось? Будь на ее месте я, что было бы? Ничего! Тебе просто повезло! Повезло, что это была Саша, что ты в нее влюбился, что…

— Я не стал бы…

— Ты уже стал! Самарский, неужели ты не понимаешь?!

— Что я должен понимать?

— Ты не в праве его судить.

Последние слова Снежаны повисли в воздухе. Тяжелом, наэлектризованном воздухе.

Девушка знала — никто и никогда не говорил ему того, что сказала она. Этого не стала бы делать Саша, так как любит, не стала бы Глафира, не стали бы другие, даже узнай они правду. Потому, что все сложилось так, как сложилось. Потому что история, начавшаяся с его непростительной ошибки, закончилась хорошо. Но от этого ошибка не перестала быть менее ужасной.